Уже пятый год на передовой бойцы защищают независимость государства. С начала боевых действий больница имени Мечникова стала тем местом, куда доставляли воинов с передовой. В 2014 году врачи не спали сутками. Но и сейчас чуть ли не каждый день врачи «ставят на ноги» военных.
Сайт 056.ua встретился в больнице имени Мечникова с заведующим отделением хирургии и трансплантологии Виталием Пелехом. Мы подробно расспросили о том, как выглядит война глазами хирурга.
– Виталий Анатольевич, начнем, пожалуй, с последних событий. Есть информация, что уже несколько дней в больницу Мечникова намного больше транспортируют раненых из зоны АТО, чем это было в предыдущие месяцы. Насколько эти данные достоверны?
– Увеличения количества автомобилей «скорой помощи», которые транспортируют бойцов, я не наблюдаю. Единственное, что могу сказать, больше стало поступать бойцов с тяжелыми ранениями. Возможно, что раненных из зоны АТО транспортируют в военный госпиталь Днепра. Точной информации на этот счет у меня нет.
– Сколько ежесуточно поступает тяжелораненых бойцов из зоны АТО?
– Один-два. Иногда несколько человек. Уточню – я говорю о своем отделении. Есть еще бойцы, которые поступают к нейрохирургам, травматологам, в другие отделения больницы имени Мечникова. Более того, уже в приемном отделении направляют к разным начмедам. Бывает, что буквально сразу же после поступления тяжелораненых оперируют. Все зависит от того, куда распределяют бойцов из зоны АТО.
– Основные травмы, с которыми поступают раненные из зоны АТО…
– Травмы головы, травмы конечностей. Много комбинированных травм. Грубо говоря, это – и травма, и ожег. Или, например, перелом костей и травма брюшной полости. Коль уж мы уже заговорили о тяжелых травмах. Вспоминаю, что в 2014 году у меня был тяжелораненый боец. Поначалу и Сергей Анатольевич (Рыженко, – главный врач больницы им. Мечникова, – авт.), и я решили, что он – летчик. Боец был сильно обгоревшим. Обожжен был и живот, и лицо, и грудная клетка. Прооперировали сразу же. Была большая вероятность повторной операции. Но маловероятно, что он бы выжил. Мы и лечили, и молились. Слава Богу, боец выжил. Как оказалось, он не летчик – из сухопутных войск. Сейчас мы дружим семьями.
– Много подобных историй в Вашей памяти?
– Всех не перечесть. Памятен такой случай. В том же 2014-м году к нам из зоны АТО поступила женщина, сейчас ее имени точно не вспомню. У нее был осколок либо пуля в печени. Вероятно, что она была военной медсестрой. Инородное тело проникло через брюшную полость и застряло в печени. Но формальных признаков нарушения здоровья нет. Как быть? По гражданским «канонам» – нужно оперировать. Однако, чтобы найти этот осколок либо пулю – нужно разрезать полпечени. Думали, что делать, ведь с военной медициной мы не сталкивались многие годы. Нам помог врач из Израиля. Он просил не афишировать свое имя, прибыл к нам во время отпуска. Известно, что на Ближнем Востоке – постоянные военные конфликты. В том числе по совету израильского врача, сделали необходимую фиксацию инородного объекта, провели анализы. Осколок решили не доставать, сейчас женщина чувствует себя хорошо, но внутри ее тела – отпечаток войны.
– Если мы уже заговорили о 2014-м годе. Официально о начале Антитеррористической операции объявили в первой половине апреля 2014-го года. Когда лично для Вас, как для врача, началась АТО?
– На следующий месяц, в начале мая 2014-го года. Расскажу, как я для себя запомнил начало боевых действий. Ближе к 9 мая, без предупреждения, к нам поступило порядка 20 человек с передовой. Может высокопарно прозвучит, но я почувствовал запах войны. Это точно нельзя сравнить с войной, которую показывают в кинофильмах. Бойцы были в рваной осколками одежде, все в крови, все в тяжелом состоянии. Это, насколько я понимаю, была первая эвакуация. В районе боевых действий ребят банально забинтовали, их никто не обрабатывал. Но все, кроме одного, выжили. Удалось спасти. У погибшего были травмы, которые несовместимы с жизнью.
– Ситуация в стране весной 2014 года была крайне тяжелая. Как реагировали врачи больницы Мечникова на происходящее?
– У нас не было времени рефлектировать. Война быстро всех учит. Сразу же включились в работу. По два-три человека ввозили в реанимационный зал, все сразу обрабатывались. То есть проводился осмотр бригадой – хирург, нейрохирург, травматолог, медсестра с перевязочными материалами и анестезиолог. Делали совместимое переливание крови. После отправляли на дальнейшее лечение.
– Вспомним время самых тяжелых боев. Июнь-июль 2014 года – освобождение Славянска и Краматорска, вторая половина августа – бои за Иловайск, осень-зима 2014-15 годов – бои за Донецкий аэропорт, январь-февраль 2015 года – бои за Дебальцево. Можно ли сказать, что именно во время обострения боевых действий в больницу поступало наибольшее количество раненых?
– На самом деле – я сужу как врач – на протяжении 2014 года, независимо от обострений или перемирий, в больницу ежедневно шли десятки карет «скорой помощи». Если удавалось вырваться домой – сразу ложился спать. Потому, что вызывали в любой момент. Самолеты с ранеными из зоны АТО пребывали ежедневно. Очень тяжелая ситуация была. С весны 2015 года стало легче.
– Приходилось ли Вам «ставить на ноги» людей, которые воевали на стороне террористов?
– В 2014 году был лейтенант, который воевал со стороны так называемой «ДНР», имени сейчас не вспомню. Его не брали как пленного, а доставили как раненного. Мы его оперировали. Несколько дней он у нас пролежал, после воевавшего за «ДНР» лейтенанта забрали сотрудники СБУ. Естественно, он был невероятно испуган. Думал, что его будут чуть ли не пытать. Мы же выполняли свой медицинский долг, «ставили на ноги». Вопросы политики вообще не обсуждали. Общение сводилось только к вопросам: «Болит, не болит». Мы же врачи. Не возникало никакого желания обсуждать с ним политику. Единственное, за что я волновался как врач, чтобы ребята, лежавшие с ранениями от мин, пуль и снарядов сепаратистов, не учинили самосуд. Но все обошлось.
– Как вели себя раненые из зоны АТО, не было ли каких-либо конфликтов с врачами на базе психологических травм?
– Люди, которые поступали к нам, были очень терпеливыми. Даже в ходе сложнейших операций. Психологическая реабилитация – другой вопрос. Но это уже в меньшей степени дело хирургов.
– В ходе боевых действий лечение и реабилитацию в больнице им. Мечникова проходили не только рядовые бойцы, но командиры добровольческих батальонов. В частности, Дмитрий Ярош и Семен Семенченко. Сейчас оба – депутаты Верховной Рады, но в 2014-м были легендарными комбатами…
– Сразу скажу, что с Дмитрием Ярошем я не общался, а вот Семена Семенченко – оперировал.
– Поподробнее…
– Семен Семенченко был у нас два раза. Первый раз он с ранениями поступил во время кровопролитных боев за Иловайск, второй раз – во время боевых в районе Дебальцево, уже в начале 2015 года. Сразу могу опровергнуть некоторые из публикаций в средствах массовой информации августа-сентября 2014 года. Мол, он прятался в больнице. Ответственно, как человек, который непосредственно его оперировал, могу сказать – один из осколков находился в полутора сантиметрах ниже сердца. Осколок, скорее всего, влетел мимо бронежилета и застрял под ребром.
Он был настоящим командиром. Мы, врачи, даже заранее договаривались с Семенченко, когда придем его перевязывать. У него на стене висела карта боевых действий, регулярно приходили люди, которые отвечали за безопасность Днепропетровской области, постоянные телефонные звонки.
– Приходилось ли раненым бойцам пересаживать донорские органы?
– Ни разу. У нас в этом отношении очень жесткое законодательство. Пересадка возможна только от ближайшего родственника к родственнику.
– Насколько, с точки зрения психологии, тяжело Вам, как врачу, каждый день видеть искалеченных войной людей?
– Поначалу это был реальный шок. Шок от повреждений. Даже для меня, как для хирурга, это выглядит всегда жутко. Иногда начинаешь, что называется, «скисать». Но с другой стороны думаешь: «А ведь на передовой гораздо тяжелее». Ощущение необходимости помочь, вылечить придает сил.
Беседовал Андрей Никитин
